— Весьма, — буркнул я.
— Ничего, это-то и будет интересно императору. Что тебе требуется для тренировок?
— Слушай, я, конечно, все понимаю, но сперва надо ответить на основной вопрос: почему все окружающие так твердо уверены, что мне позарез понадобится развлекать вашего местного правителя? Я что — нанимался?
В ответ — недолгое молчание, взгляд вдумчивый, сосредоточенный. Либо он подбирает аргументы, либо ругательства, оба варианта одинаково любопытны.
— Что конкретно ты имеешь против профессии бойца? Поединки противоречат твоим религиозным убеждениям?
— Нет, разумеется. Но почему ты считаешь, что я должен быть в восторге, изображая тут перед местными любителями клоуна?!
Его непонимание показалось мне абсурдным. Бред, если не издевательство.
Еще одна задумчивая пауза.
— Почему ты так отзываешься о боях? В твоем мире каждый мужчина, удивляющий публику своей силой, ловкостью, сноровкой, умением наконец — клоун?
Я почему-то вспомнил спортсменов-бегунов и атлетов. Точно издевается! Нашел с чем сравнивать.
— Нет, разумеется.
— Каков статус состязаний у тебя на родине?
— Гладиаторский бой — не состязание!
— Что же тогда?
Я попытался подобрать подходящее с моей точки зрения определение и понял, что висну, как плохо отлаженный компьютер. По всему выходило, что особой разницы между прыжками в длину и месиловом с применением оружия нет.
— В ходе состязания никто не гибнет.
— Никто-никто и никогда?
— Э-э…
— Но и в ходе обычных боев гладиаторы гибнут редко. Смерти случаются чаще на жестких боях, которые мало распространены. В них участвуют либо любители рискнуть своей жизнью за очень большие деньги, либо те, у кого нет выбора… Но мы сейчас не об этом, а о статусе гладиаторских состязаний. Боец демонстрирует свое искусство, свои навыки, свои ловкость и силу — что в этом стыдного? Так же свое умение показывает скульптор, архитектор, ткач, ювелир… Любой мастер.
Я соображал нервно и торопливо.
— Вокруг скульптора и ткача не будет прыгать публика и орать: «Давай, давай! Быстрее, красивее! Давай, закручивай этот завиток»!
Тренер пожал плечами.
— Каждый умелый ремесленник хоть раз в жизни да сталкивался с подобным неуважением к своему труду со стороны неопытного, но самоуверенного человека. Для мастера это обычно повод посетовать на несовершенство человеческой природы, но в подобном случае никто ведь не предполагает, что работа скульптора или ткача не заслуживает уважения.
Я понял, что разбит. Собеседник не убедил меня, однако доводы закончились, противопоставить ему было нечего. Одновременно я ощутил, что разговор с тренером поколебал и мою собственную уверенность. О настоящих гладиаторах я знал только то, что можно было прочесть в книгах, в полунаучных или вовсе художественных, но сейчас вдруг вспомнил бои без правил, на которые когда-то ходил с друзьями, и о боксе. Нетрудно было констатировать, что на бойцов публика смотрела отнюдь не презрительно. С восхищением и благоговением — в большинстве. А чем они не современные гладиаторы?
— Тогда я вот чего не понимаю, — злясь, продолжил я. — За фиг было меня тогда сюда вытаскивать? Я что, желание изъявлял тут почетным гладиаторством заниматься?!
— Разве не изъявлял?
— Я еще с ума не сошел, предлагаю не пудрить мне мозги.
Тренер молчал несколько секунд.
— Наши маги не могут позволить себе вытягивать к нам сюда людей по принципу рыболовной сети — кто попадется. Да и у рыболовной сети есть уровень отбора — величина ячеи. Они вытягивают лишь тех, кто хочет этого.
— Я — не хотел.
— Ты хотел. Хотел покинуть свою привычную жизнь. Так? Хотел ярко и сильно, так в тебе определили молодого человека, бойца или того, кто способен стать бойцом. И не ошиблись.
Я от неожиданности едва не прокусил себе нижнюю губу. Собеседник смотрел на меня добродушно и вместе с тем снисходительно.
— Блин…
— Мне последнее время часто приходится беседовать с чужаками, которые ничего не понимают в произошедшем. Могу тебе сказать, что через несколько дней ты и без всяких объяснений будешь понимать больше, чем сейчас.
— Я хочу, чтоб меня вернули обратно.
— Это невозможно. Конфигурация миров уже изменилась и едва ли в ближайшее тысячелетие повторится в точности до дуги. Но даже если бы подобное было возможно, никто не стал бы делать это для тебя. Ты нужен здесь потому, что этого желает император, или, в конце концов, для иных целей. Твое же собственное желание здесь значит мало.
Я скрипнул зубами. Как кость в горле была столь прямая и спокойная констатация — ты тут никто и звать тебя никак. В прежней жизни я привык, когда то же самое мне объясняют корректно и завуалированно либо же напористо и по-хамски, прикрывая такой манерой поведения собственное понимание, что надо бы вести себя иначе. Мой нынешний собеседник был запредельно откровенен, и от этого ему безумно хотелось влепить промеж глаз.
Впрочем, становилось понятно, что влепить не удастся, и кто кого в результате раскатает — предугадывается без труда. Мужик явно был мастером.
— Что же мне предлагается делать?
— Пока тренироваться. Говори, что тебе нужно для тренировок, какое оружие предпочитаешь — будем думать. Есть арсенал, можно выбрать там.
— А если не стану драться?
— Сам понимаешь, нашим магам придется искать способ возместить понесенные затраты другим способом. Я бы тебе не советовал выбирать этот путь.
— Разве это моя проблема — затраты ваших магов?