Боец Демона-Императора - Страница 98

— Ты собираешься в будущем устраиваться телохранителем?

— Хотел бы. А ты разве нет?

— Да вот думаю. Единственное, в чем я наверняка уверен — я не желаю быть охотником.

— Да уж! Та еще игра с судьбой. Я слыхал о таком обычае, когда охотник, отхвативший хороший куш, уходит из профессии — чтоб не искушать далее судьбу. Ты вот отхватил куш — и все равно полез. И чем закончилось?

— Я встретил свою жену.

— Чего-то тебя на романтику потянуло. Значит, слишком много выигрышей было. Вот в следующий раз тебя поставят против Рубилы Кашта, всю романтику как рукой снимет. Станешь циником.

— Размечтался.

— А что, надеешься вечно выигрывать? Не рассчитывай, придется и тебе огрести.

Но следующий бой я снова выиграл. Рубила Кашта, он же Нитшуф, добродушный парень с комплекцией медведя, в бою зверевший с полутыка, оказался как раз таким противником, о каком мечтает хороший самбист. Не блистающий ловкостью и умением приспосабливаться к ситуации, хотя и смертельно опасный в тесном контакте. Я, конечно, мастером себя не считал, но быстро просек его слабое место и всласть повалял парня по арене. Пару раз он был близок к тому, чтоб вышибить мне мозги щелчком, но щелчок проскакивал вхолостую.

Бой публике не очень понравился, хотя процент за ставки превысил даже гонорар за бой, и на следующий раз меня поставили против мастера-мечника. Результат оказался вполне предсказуем — проигрыш. Правда, еще через раз с тем же противником фортуна повернулась ко мне лицом, а вернее, я сообразил наконец, на чем можно подловить конкретно этого гладиатора. Денег, высыпанных мною на стол перед восхищенной Моресной, должно было вполне хватить и на прожитие на пару месяцев вперед, и на богатый подарок для жены.

Аккуратно складывая монеты в денежную корзиночку, она уточнила:

— А ты не согласился бы выделить небольшую сумму, чтоб нанять девочку, которая мыла бы здесь полы, окна, помогала мне на огороде, чистила плиту? Дочь одной из соседок уже спрашивала, не нужна ли нам помощь. Все ведь знают, что ты гладиатор, столичные бойцы обычно имеют прислугу.

— И дорого ли это стоит? — Моресна назвала сумму, смешную при моих нынешних доходах. — А что ж так дешево?

— Но ведь это не круглосуточные труды. Прийти на пару часов помочь — не обременяет. А девочка наберет себе на приданое. Ей уже четырнадцать, пора подумать.

— Конечно, найми.

— Тогда я смогу каждый день делать тебе любые соусы к ужину, — вспыхнув от удовольствия, пообещала жена. — Какие и сколько захочешь.

Она старалась. Набравшись смелости, я взялся учить ее варить борщ и заваривать чай — и то, и другое она воспринимала с недоумением и непониманием, но усваивала, училась, пробовала делать. Через месяц ее борщ уже смахивал на настоящий, разве что в нем всегда оказывалось чуть больше пряностей, чем надо, и к нему неизменно подавалось два дополнительных соуса — помимо сметаны. Чай начал получаться раньше, и жена его делала мне каждое утро и вечер, хотя и не понимала, зачем надо пить травку, используемую в некоторых травяных сборах, предназначенных для того, чтоб гнать сон и усталость в дальних походах.

— Денег хватит. Однако лучше, если ты постараешься подкапливать небольшие суммы на всякий случай. Думаю, ты прекрасно понимаешь — меня могут серьезно ранить, что-нибудь мне отрубить… Словом, деньги понадобятся.

— Конечно, я понимаю! Не волнуйся.

Никакая осторожность в этом деле не могла показаться лишней. Пообщавшись с другими гладиаторами, я узнал, что существуют, оказывается, различные системы страхования, в том числе и страхования дееспособности и жизни. Взносы получались приличные, но в случае чего результат стоил затрат. Все-таки, что я мог знать о способностях жены к созданию накоплений? Пока я о ней ничего толком не знал.

Некоторые из боев, происходивших в клубе, заставляли меня понервничать, однако теперь я уже куда спокойнее смотрел на все это. Если бы моя гладиаторская практика началась прямо отсюда, возможно, я разглядел бы в здешних боях кровавую безжалостность и презрение к человеческой жизни, смертельную опасность в каждом взмахе меча и все такое прочее.

Но, откровенно говоря, после императорских представлений клубные выглядели довольно-таки скромно. Здесь почти никогда не добивали противника, не так уж часто ранили. Конечно, смерти случались, серьезные травмы — тоже. Однако такого, чтоб после развеселого вечера домой возвращалась лишь половина пришедших на работу гладиаторов, не могло быть в принципе потому, что не могло быть никогда. Под такое клуб не был «заточен» изначально. Кстати, подставных боев тут случалось немало, когда мишурных, шутливых, призванных как можно чаще провоцировать взрывы хохота, а когда и потрясающе натуральных, красивых, дразнящих воплощенным воочию истинным мастерством.

Наблюдая за такими боями, я понимал, насколько хреново умею работать мечом. Да о чем тут говорить — я не владел этим оружием даже на уровне среднего гладиатора. Зато пока мне более или менее везло. О «когтях» пришлось забыть — такое оружие для клубных боев было слишком опасным. Я пользовался кастетами, потом стал осваивать замысловатые боевые загогулины, именовавшиеся здесь «перцами» и «двойными перцами». Они действительно напоминали комбинацию облезшего от времени веера с острым перечным носиком, и с их помощью можно было подраться очень красиво, пугающе, но при этом почти без травм.

Если, конечно, осторожничать.

Резня на ножах ничего подобного не обещала. С ножами на арену вообще выходили только те, кто предполагал потешить зрителей видом крови, текущей из множества ран. А заодно показать, до какой степени могут дойти звериные инстинкты человека — не у тех, кто дерется, потому что их-то как раз понять легко: вышедший на арену должен драться, если желает жить. У тех, кто смотрит, конечно.