Позволил ему обойти меня слева и нырнул, чтоб подставить колено и локоть, помогая противнику споткнуться. Он не споткнулся, но открылся, и попытка пырнуть его в бок «когтем» почти удалась. Почти. Ловкий, гад, и подвижный. Мы разошлись и снова сошлись — как двум лезвиям ножниц, нам некуда было деться друг от друга.
Он ударил, казалось, без особой надежды на немедленный успех, но уже в полете клинок изменил траекторию движения и пошел параллельно полу. Такие сюрпризы надо было уметь читать в «мимике» чужих плеч. Как следствие, мне пришлось падать вбок и назад, и все это произошло автоматически, заученно, поэтому в полете я еще и ногами махнул от души именно туда, куда следовало. Противник мой получил пинок под коленку, опрокинулся назад и потерял один из двух своих клинков. Длинный.
Ну да, именно по правому запястью мне повезло ему врезать коленом, причем совершенно случайно.
Извернулся на полу движением змеи с прищемленным хвостом, и из этого положения как-то особенно легко поднялся на ноги, но перед тем цапнул с пола меч — совершенно автоматически. Блок мечом удался не без труда. Рукоять рванула мне кисть, словно живая, вознамерившаяся оторвать ее нахрен, но оружие я чудом удержал. Однако насколько удобнее отбивать меч мечом же! Несколько минут я только отмахивался, а противник мой наседал с яростью. Его можно было понять — он жаждал вернуть себе оружие.
Кстати, и метод для этого избрал самый надежный — сближаться настолько, чтоб размаха для клинка уже не осталось, буквально плечо в плечо. Я стремился приблизительно к тому же, блокируя в свою очередь размах его короткого клинка. Ведь у меня на случай рукопашной схватки имелись «когти». В этом положении я терял преимущество длины меча, который захватил, и мне было понятен резон противника, хотя сейчас в целом наши цели совпали. Не в достижении одного результата, конечно, а в последовательности событий.
Если ему не удалось вышибить у меня меч в схватке на дистанции, теперь он стремился вынудить меня бросить клинок на пол, чтоб в рукопашном бою зря руку не занимал. Это я понял за миг до того, как он притиснулся ко мне справа, метя кинжалом и готовясь перехватывать падающий меч. Но навыки, приобретенные еще в школьные годы, сработали и теперь. Если во время боя что-то есть в руках, используй это как оружие. Поэтому я с силой ткнул парню в лицо гардой меча и тут же увернулся. Действенно…
Взмах, еще взмах… Да, я предпочел бы перейти на близкую дистанцию и дальше «разговаривать» с гладиатором на языке самбо, но сделать это нужно было именно так, как мне требовалось. В этот раз получилось не совсем удачно, но пробовать снова никто мне не мешает. Благо опыта хватает. Я вполне осознавал, что владею мечом отвратительно, особенно если сравнивать меня с моим противником, и действовал им скорее как дубиной, просто отгонял парня от себя взмахами железяки.
Со стороны гигантской кровати донесся приятный для слуха смешок, и я запоздало припомнил, что тут имеются еще и зрители. Кстати говоря, кое-что понимающие в рубке. Подозреваю, что побольше меня. Мои мысли в адрес госпожи Миралей корректностью не отличались, но она их услышать не могла. К моему счастью.
Мы с противником пыхтели, кружа друг вокруг друга, довольно долго. То ли он предполагал во мне наличие каких-то тайных, намного более значительных, чем продемонстрированные, навыков, то ли считал, что я сознательно придуриваюсь. В любом случае, он осторожничал, и это давало мне небольшую фору.
Счет времени в серьезной схватке мне никогда не давался, и то, что уже случилось, уходило из памяти в следующий же миг. Вернее будет сказать, что в дальнейшем я без труда мог все это вспомнить и повторить, но сейчас, в миг наибольшего напряжения, сосредоточен был на одних только реакциях тела, и мысль за ненадобностью останавливалась. Сейчас я отбивался, не помня, что за финт пускал в ход секунду назад.
В какой-то момент мой противник оказался совсем рядом и в такой позиции, что решение напрашивалось. Тело все сделало само. Пальцы правой руки таки отпустили рукоять бесполезного в подобном положении клинка, левая щитком «когтя» поймала кинжал, шедший мне в живот. Освободившийся правый «коготь» с отдачей в плечо прошел по чужому лицу.
Парня отшвырнуло вслед за рукой и кинуло на пол. Плечо гудело, но боли я не ощущал.
— Добей его! — воскликнула женщина, привставая на постели. Простыня соскользнула, и, на миг обернувшись, я увидел ее грудь, крупную, роскошную, такую, что в ладони не спрятать.
Взглянул в глаза своему противнику — он смотрел без муки, должно быть, боль оказалась слишком сильной, чтоб ее чувствовать, или сказывалось ошеломление боя. В чертах его залитого кровью лица была предобморочная отстраненность и обреченность — последняя, возможно, просто чудилась, — и мне показалось, что он даже гипотетически не видит иного варианта, чем повиновение.
Инерция ситуации подхватила и меня. Снова взгляд в чужие глаза, слишком яркие на искореженном лице.
— Прости.
— Да уж, — засипел он сквозь зубы, а глаза его уже смотрели поверх меня, строжея, используя последние мгновения сознания, чтоб подготовиться к небытию.
Я ударил в горло, чтоб наверняка и быстро. И обернулся, чтоб увериться, не будет ли еще указаний. Фиг его знает, какие тонкости гладиаторской работы мне еще неизвестны.
Но они смотри друг на друга, а не на меня. Женщина, податливо изогнувшись, смотрела на императора с дикой смесью раболепства и лукавства. Себя она вела с поразительным бесстыдством, а может, в среде знати просто не считали гладиаторов за людей? Чего их стесняться?